Хроники Б-ска + - Кофе понедельника

Мэр одобрил деятельность нового члена организации и пожелал ему дальнейших творческих успехов.

– Крепитесь, Запад нам поможет! – сказал он на прощание голосом Остапа Бендера.

Организация испытывала острые финансовые трудности. Бильярдные турниры Джоя доходов не приносили. Старые члены общества выдохлись и не могли предложить свежих литературных шедевров. Так что на издание произведений Джоя пришлось взять кредит в швейцарском банке. Автора успокоили: после издания все расходы будут покрыты с лихвой. Пока же деньги решили брать у КЭБа. Вообще-то КЭБ – это концертно-эстрадное бюро, но в городе так звали Федорова, который это бюро возглавлял.

КЭБ имел рост метр с кепкой, и когда «Трест очистки» не успевал убирать с улиц снег, кепку КЭБа не видно было из-за сугробов. В служебную «Эмку» он запрыгивал с какого-нибудь бугорка, как ребенок на кобылу.

У КЭБа было много жен, много детей, много поклонниц, много юмора, много авторитета и, как говорили злые языки, много денег. КЭБ наводнял Б-ск цыганскими ансамблями, хорами, опереттами и зверинцами с такими измученными недоеданием хищниками, что их было жаль даже больше, чем людей.

Вот у этого человека Джой попытался ночью в подъезде отнять папку, «в которой деньги лежат». КЭБ, несмотря на миниатюрные размеры, оказался не робкого десятка. Борьба закончилась тем, что оба, сцепившись, скатились с лестницы. Операция была провалена…

Организация на время прекратила активную деятельность, тем более что кончились студенческие каникулы и многие ее члены разъехались на учебу. Джою это было преподнесено как отъезды в целях конспирации. Самому ему были вручены командировочное удостоверение и билет в общий вагон до Москвы, где он должен был связаться с резидентом и предъявить в качестве пароля половинку пятикопеечной монеты. Джой всячески пытался уклониться от командировки, и был посажен в вагон чуть ли не силой.

– Помни, у нас длинные руки, – зловеще предупредил Толян, оттесняя его грудью в тамбур. – Командировочные мы тебе не даем, так как ты по прибытии будешь поставлен на полное довольствие. Обратный билет тебе тоже возьмут.

Поезд тронулся. Джой стоял у окна и то ли махал, то ли грозил провожающим рукой.

Джой исчез. Напрасно ждали от него вестей, караулили у дома, спрашивали у знакомых. Наконец всё прояснилось: Джой не поехал в Москву, а добровольно явился в милицию с повинной.

Через какое-то время на дверях атомного убежища появился замок. За членами организации началась слежка. Вычислить «хвост» было несложно – из-под гражданского пальто виднелись галифе и сапоги. Литераторы-террористы водили его по квартирам советских и партийных работников, посещая под разными предлогами всех знакомых и незнакомых, по репетициям драмкружков и духовых оркестров, танцверандам, ресторанам и спортзалам.

Видимо, не получив нужного результата, органы решили использовать «перевербованного» Джоя. Появившись, как ни в чем не бывало, он стал требовать активизации подрывной работы, освобождения заключенных, захвата банка, диверсий на железной дороге и еще бог весть чего. Основной задачей, как все понимали, было выявление наличия оружия у организации. Ради достижения этой цели Джой готов был даже ехать в село Чаусы, где, как ему когда-то говорили, спрятана танкетка.

Игру пора было кончать. Все это понимали, но расходиться так бесславно никому не хотелось, и было решено имитировать взрыв моста через Нижний Судок.

Поздней сентябрьской ночью «диверсионная группа» в кромешной тьме, по мокрому от дождя репейнику пробиралась к центральной опоре моста. «Группа прикрытия» окопалась на кромке оврага, блокируя возможные контратаки. Наконец подрывники достигли цели и начали готовить адскую машину. Джой видел, как заводили часовой механизм и маскировали место установки. Когда была дана команда на отход, Джой, прыгая кошкой, понесся наверх, тяжело дыша и ломая кусты.

Часом позже у опоры колдовала приведенная Джоем оперативная группа. Ей удалось успешно обезвредить картонный ящик из-под конфет горпищекомбината с силикатными кирпичами и стареньким будильником внутри…

На этом можно было бы поставить точку, так как литературно-террористическая организация «Божья коровка» прекратила свое существование.

Прошли годы. Участники розыгрыша повзрослели: кто-то уехал из города, кто-то женился. Через четыре года после описанных событий Кава (Владимир Веселков) по никому не понятным причинам снял со стены отцовское ружье, уехал в лес за мясокомбинатом и застрелился. И тут история «Божьей коровки» получила свое скандальное продолжение – в Б-ске был старательно подготовлен истеричный, показательный судебный процесс.

Пафос его заключался в следующем. Вот, посмотрите, каковы те, кто «смотрит на Запад». Вот каков наш коммунистический ответ на ваши «шуточки». Вот что с вами будет. Зарубите себе на носу! Название «Божья коровка» стало нарицательным.

…С фотографии одного из надгробий на б-ском кладбище смотрит улыбающееся лицо 19-летнего красавца Кавы, и в страшном сне не представлявшего, что все его друзья, включая увечного Джона и вечных девственников Боба и Чижа, станут «насильниками» и злодеями, которыми многие десятилетия будут пугать городских обывателей.

P.S. В б-ской истории судебный процесс над «Божьей коровкой» был, пожалуй, самым истеричным. Областной суд еще только допрашивал подсудимых и свидетелей (процесс продолжался с 20 сентября по 11 октября 1960 года), а в газетах уже сообщалось, что «общественность области поднимает свой гневный голос против тех, кто надругался над светлыми чувствами юношества».

Всего по делу «Божьей коровки» осудили десять человек. Двое получили по 10 лет, остальные – от года до трех. Через четыре года заместитель прокурора РСФСР Б. Кравцов написал протест, посчитав большинство доводов следствия неубедительны ми. Из всех заключенных в местах лишения свободы оставались только двое. Президиум Верховного суда РСФСР снизил им меру наказания – полностью реабилитировать стиляг было бы бестактно и политически неправильно…

Мостовщиков +

Дети мои!

На днях при участии программы Ылнзу (в английской раскладке клавиатуры – Skype) я получил следующее электронное сообщение: «Смысл всякой деятельности лежит вне ее пределов». Я бросился наводить справки, откуда нынче такая мудрость? Естественно, выяснилось, что – китайская. Пришлось русифицировать ее своими силами. Получилось что-то типа такого: Всякая деятельность состоит из бессмысленных поступков. Не знаю, как у вас, дети мои, но на меня это правило распространяется всецело. Лично я совершаю в своей жизни только бессмысленные поступки, которых наверняка хватит, чтобы никогда о них не писать. Но сегодня я хочу рассказать о трех наиболее странных из них. 20 с лишним лет назад родился Егор Сергеевич, мой старший сын. Когда это произошло, добрые врачи за цветы и водку, улыбаясь, сказали мне: он у вас первым делом обкакал хирурга, громко орет, хороший парень, жаль никогда не сможет ходить – слишком косолап. Егора Сергеевича на всякий случай сразу закатали по шею в гипс и велели так моего первенца и носить, в качестве небольшого памятника вечной молодости человечества.

Первое, что я сделал – взял ножницы и срезал весь этот гипс. Из стелек собственных кроссовок я сшил Егору Сергеевичу грудные ортопедические ботинки, и теперь он редко ночует дома, поскольку шляется в них черт знает где. Хотя вполне возможно, желание странствовать развилось у него от того, что в возрасте 17 дней я забыл его на прилавке киоска «Союзпечать», куда поставил, чтобы поймать такси в пять часов утра после ночи игры в преферанс. Таксист оказался святым человеком – когда мы отъехали пару километров, он спросил, не важная ли сумка осталась стоять в предрассветной Москве. Увидев в сумке ребенка, он назвал меня уродом, с чем трудно не согласиться.

Ровно 16 лет назад родился второй мой сын Василий Сергеевич. Когда он еще только созревал для бесконечных мелочей жизни, добрые врачи за коньяк и конфеты посоветовали мне отказаться от него, пока еще не поздно. Они просветили задумчивый зародыш Василия Сергеевича своим деятельным прибором и сказали: хороший парень, дышит глубоко, жаль окажется идиотом – у него водянка головного мозга. Первое, что я сделал, посоветовал добрым людям засунуть свой прибор себе в какое-нибудь другое, более темное место. Я и сам идиот, поэтому воспитывать себе подобных – главная задача моей осмысленной деятельности. Немного позже выяснилось, что за водянку мозга добрые люди приняли непосредственно мозг Василия Сергеевича, который, как выяснилось буквально на днях, теперь составляет в ходе обучения экстерном какие-то таблицы истинности. Василий Сергеевич даже показывал мне одну из них и, к счастью, позволил убедиться, что отец его так и остался кромешным идиотом, с чем бессмысленно даже спорить.